PlotnikovBasilArt

Владимир Плотников

Владимир Алексеевич Плотников
родился в рабочем поселке Новые Бурасы
Саратовской области в 1939 году.
Окончил историческое отделение
Саратовского государственного университета
имени Н.Г.Чернышевского.
Служил в армии.Работал помощником
штамповщика, художником-оформителем
на авиационном заводе, а после окончания
университета - социологом в НИИ.
Автор сборника рассказов :"Садовка''
Саратов: Издательство "Слово", 1997г.

МАЙОР В ОТСТАВКЕ

     В рабочем поселке Таловка -новость: приехал на родину к матери-старушке на своей машине
старший сын - майор Георгий Корнишин. Приехал один, без жены и дочери, и не в военной форме,
а в самой что ни на есть гражданской.
      Последний раз в Таловке он был лет семь тому назад. За это время ни в доме , ни во
дворе ничего не прибавилось, а все только рушилось и приходило в негодность. Ветхая хибарка
едва держалась: казалось, стоит дунуть на нее и эта гнилушка разлетится по ветру. Справа, в
глубине двора, одиноко стоял скособоченный сарай, слева - провалившийся погреб. Не было ни
палисадника, ни забора, ни единого деревца под окнами.
Сосед Леня Пиганов, высокий старик с высохшей головой на тонкой шее, пришел
к Корнишину первым. Тот, в синем трико с белыми лампасами по бокам, обнаженный по пояс,
вызывающе стояла близ хибарки, словно смеялась над ее уродством.
- А-аа! Служивый явился, - еще издали стал восклицать Пиганов.
Мелкими шажками - чик- чик, чик- чик - прошел небольшой двор и, остановившись около машины, спросил:
    -Когда приехал ?
    - Утром, дядь Лень , - ответил Корнишин.
Он упруго разогнул свое крепкое тело, раздобревшее на казенных харчах, подал старику влажную
руку и долго разглядывал его серыми навыкате глазами, чему - то улыбаясь.
    - Так - так. Давненько тебя не было. Надолго?
   -Не знаю, - уклонился Корнишин. - Посмотрю. Таловка - то как изменилась! Главное, лица
не стало! Плоская какая - то . Я и не узнал ее. Остановился на дороге, смотрю : что такое ?
Куда я приехал? С двух сторон в несколько рядов к ней одноэтажные типовые дома прилепились.
В центре трехэтажки стоят, как бельмо на глазу. Откуда взялись?
   - Чего здесь гадать? - недовольно ответил Пиганов. - Свои разъехались - чужаки наехались.
Приманку сделали .... с удобствами. Но они не сеют и не пашут.
- И улицу не узнал. Здесь, я помню, лужок был, трава-мурыжник росла. Зелень какая была!
-Э-э, вспомнил, - махнул рукой Пиганов. - Когда это было ? Теперь здесь ездит всяк, кому
не лень, на кразах-камазах, вот и изранили ее всю - живого места не сыщешь...
Корнишин навел последний лоск на машине, отнес ведро в сарай и , вернувшись, предложил:
- Со встречи не мешало бы и это...Ты как, дядь Лень?
-Можно ! - сразу же повеселев глазами , с готовностью откликнулся Пиганов.
В это время на улице появился Витька по прозвищу Чоба - одногодок Корнишина. У него на
такие дела поразительный нюх - за версту чует! Мужики еще только подумают, а он - тут как тут.
Стоит -облизывается! Год назад вернулся из ЛТП и с тех пор пить не прекращал. Корннишин
вспомнил, за что Витьку прозвали Чобой. Бабушка Витьки, вечерами загоняя внука домой,
приговаривала :" Иди-ка, что я тебе скажу" , а он всегда спрашивал: " Чо, ба? ". Так и пошло - Чоба
да Чоба , - и приклеилось намертво.
Втроем они угнездились в сарае : выпивали за приезд майора.
-Ну, как здесь жизнь, мужики? - бодро спросил Корнишин хмурых своих сельчан, оглядывая то
одного, то другого и вызывыя их на доверительный разговор.
- Живем, как в погребе, - криво усмехаясь, сказал Чоба, - каждый сам по себе, а кто у власти, те
друг перед другом соревнуются... кто быстрее свой карман набьет. Один хозяйство развалил - уехал ,
другой приезжает - и доразваливает. Здесь всяких организаций натыкали штук сорок. Вот и
получается : один с сошкой - семеро с ложкой.Языком только и научились молотить.
-Раньше на исповеди ходили. Грехи отмаливали, - вспомнил Пиганов. - А нынче ни у кого, значит,
грехов вроде бы как нет - святые все ходят. Эхе-хе...
- Грехи отмаливать , - фыркнул Чоба. - Ты что ?! Они по - черному народ - то дурят в своих
кабинетах. Привыкли к таким делам! - Чоба сплюнул на землю и заматерился. - Нет им веры!
Они свой карман набили и уехали , а мы остались. И никто не спросил, что нам надо. Только и
делали, что притесняли да по рукам били. Били - били и добились: один развал кругом! А этот ....
черт - то из коммунального, чурбан - то, все время гонял по вечерам куда-то Санькину грузовую
машину и сломал. А ремонт за счет Саньки! Вчера на собрании говорит :"Я вам головы - то
подниму, я вам подниму - вниз , с опущенной будете ходить!". Как - нибудь надо бы встретить его...
рога - то посшибать.
- Надо! - решительно сказал Пиганов. - Только без свидетелей. Пусть подумает!
Корнишин молча налил в стаканы, кивнул круглой головой с коротко подстриженными
волосами, предлагая выпить. Выпили молча , не чокаясь, будто на поминках. Слышно было, как
большая навозная муха жужжала и кружила по сараю.
- Где был - то в последний раз ? - после долгого молчания спросил Чоба.
- В Германии.
- А там как живут?
- Там - то живу - ут ! А здесь , куда ни глянь - одна нищета.
- О ! Куда тебя занесло, - покачал высохшей головой Пиганов скрипнул зубами. Я был там.
Гитлер - курва !..
Он всхлипнул , сухие губы часто задрожали. Последнее время он всегда так : стоило заговорить
о войне, которую он прошел от начала до конца , и в глаза его становились мокрыми от слез , и
" Гитлер- курва " не давал ему покоя.
- За что кровь проливали?! Жизни положили... А-а?...За что-о ?!
- Дали ему все же прикурить , - перебил Чоба.
- А кто дал ?! - вдруг сорвался Корнишин . - Кто ? Жуков дал! Жуков - Георгий, и я - Георгий! -
и он бухнул кулаком по своей плотной груди.
- Жуков Жуковым , а без народа его бы не одолели ,- убежденно заявил Пиганов.
- Это известно : там , где горит , туда и народ бежит , - вставил Чоба.
- Давить их надо , давить ! - кричал Корнишин. - Молодец , Юрка !
Чоба с Пигановым глядели в недоумении на бесновавшегося Корнишина и ничего не понимали.
- Кого давить ? Какой Юрка ? Ты о ком говоришь - то ?- спросил Чоба.
- Гагарин !
- Его же давно нет.
- Все равно !
- Так - так , - задумчиво произнес Пиганов . - Вот здесь я не согласен !Может быть , с него - то
и началась вселенская смута. Поехали на юг , а приедем на север ! Гагарин доказал как бы это сказать ...
ну, в будущем - то , с полетов этих , некуда будет возвращаться - земли не будет.
- Своим полетом он доказал , что Бога нет! -гнул свое Корнишин.
- Бога отринули , корни в народе подрубили ,порушили , а взамен -то что приобрели ? А -аа? -
неотступал Пиганов! - Веры не стало , мужиков сгубили , семьи разваливаются , сестра с сестрой не знается,
брат с братом ...Что приобрели - то ? Что ?
- Время другое стало , Пиганов! Диалектика...Непоймешь ты , - возразил Корнишин.
- Да где нам понять. Мы свою жизнь прожили , вам думать надо! Вам кашу - то расхлебывать придется.
В это время на мотоцикле с люлькой к дому Корнишиных подъехал распаренный Петруха.
Услышав доносившийся возбужденный говор из сарая , крикнул :
- Эй ! Кто там ?
Он отвернул полог брезента и заглянул в люльку : там копытилось полдюжены поросят.
- Чего тебе? - спросил Чоба, выглянув из сарая.
- Поросята нужны ?
- Взял бы , да кормить нечем ! Они же прожорливые , черти.
- Ну, гляди !
Корнишин, выйдя из сарая , предложил :
- Зайди на минуту , Петро.
Налил в стакан водки и , поднося ему , сказал :
- Выпей !
Тот , не долго думая, разом опрокинул содержимое в свой обросший щетиной рот и замер.
- Будто на каменку плеснул ? - глядя на него, ухмыляясь , спросил Чоба.- На, закуси!
- Как ты догадался ?
- Да по себе чувствую , -- ответил Чоба , снова ухмыляясь.
- Эт точно ! - согласился Петруха. - У нас культура одна : наливай и пей !
Мотоцикл фыркнул и затарахтел по тихой улице , бурно заросшей лебедой и черным бурьяном.
Солнце припекало . Вспотевшие мужики снова вернулись в свое прохладное гнездо.
- Откуда у него поросята ? - спросил Корнишин.
- На свинокомплексе дернул. Похмелиться - то надо , - ответил Чоба. - Он дежурит там.
А за всю Таловку парится в тюрьме один Василий Крайнов. Да и то , влетел по пьянке: зерна не взял,
а статью пришили. Поставили галочку.
- Это Татьянин муж, что ли ? - уточнил Корнишин .
- Ну!
- Я с ней в школе учился ,- вспомнил Корнишин , разливая оставшуюся водку по стаканам .
...Первым поднялся Пиганов и , собираясь уходить, спросил:
   - Да , а ты что один - то приехал - без жены ?
- У родителей своих осталась, - неохотно ответил Корнишин. - В городе .Поедет она сюда...
- А - а ...Ну - ну , сказал Пиганов , качнулся в сторону и мелкими шажками пошел со двора.
"Эка заносит! Эка... Он забыл, - думал Пиганов о Корнишине , топая к своей старухе,-
совсем не помнит, как после войны вместе с сельчанами стоял холодными ночами в очереди за хлебом.
Забыл, как в осеннюю сырость , с оглядкой по сторонам , собирл гнилую картошку с колхозных полей .
Все , все забыл .Легко жизнь свою прожил на казенных харчах . Ни одной морщинки на справном лице.
Нет, в армии солдаты Корнишина не любили, - почему -то решил Пиганов, - по семь шкур, наверное, сдирал."
Вскоре и Чоба ушел.
       Корнишин с тоской смотрел на безлюдную , будто вымершую , улицу. Он помнил ее совсем другой.
В его время она звенела от мальчишеских и девчоночьих голосов , от смеха и возбужденных криков его
многочисленных сверстников , играющих в лапту , а вечерами на ней вели хороводы , танцевали, и допоздна
слышны были песни под аккордеон. Куда все подевалось , исчезло ? Будто смерч или холера выкосила все улицы
коренной Таловки.
Корнишин вернулся в свою хибарку , рухнул на кровать и тотчас уснул.

         В армии у Корнишина были подчиненные , мундир давал власть и вселял страх. На гражданке он
быстро слился с основной массой и стал совершенно никем , а наработанная годами привычка командовать и
подчинять своей воле волю других натыкалась на сопротитивление мужиков. Раскаленные добела , они захлебыва-
ались от водки , матерились , выясняя отношения друг с дргом, и дрались.
- Быдло ! Нищета ! - орал Корнишин на всю уллцу, направляясь из   центра поселка в свою хибарку.
   Он походя шугал какую -то бабку крепким словцом , пнул ногой подвернувшуюся курицу и , надменно
   выпучив рачьи глаза , продолжал свой неровный путь. Бабки , как могли , отбивались от него, стыдили, но
    Корнишин, словно буйво, транил всякую, подвернувшуюся под руку. Боясь его замутненного разума ,
   мать- старушка уехала , подальше от греха , к старшей дочери в город.
Корнишин, будто мешок с ячменем , свалился на скамейку рядом с Пигановым и забормотал :
- Я скоро уеду куда - нибудь . До весны проживу , а там ... Что , думаешь , здесь останусь? В этой яме?
Не - ет ! Уеду .
- Вольному воля , задумчева сказал Пиганов , гядя на хмурый вечереющий закат. - Кто сейчас кого держит?
Яма , говоришь ? А кто виноват? Все перевернули, перекрутили , и пошел человек по белу свету
скакать - искать свою долю.Только вот нашел ли он ее в чужих краях?
-У меня деньги есть - не пропаду ! - бодрился Корнишин, вскидывая буйную голову.
- Что деньги ! Нынче они есть, завтра - нет. Душу бы не растерять. Потом вдь не соберешь - поздно будет!
     Столь долгое пребывание Корнишина в Таловке не осталость незамеченным. Это обстоятельство стало
предметом доадок и слухов, особенно среди женщин : курица - курице, а курица - всей улице.
   - Вот я и думаю , - рассудительно говорила бывшая однокласница Татьяна Крайнова своей соседке , -
жена - то ведь ни разу не приезжала , и дочь не была. Гараж зачем - то для машины построил с Витькой -Чобой и
лычит каждый день с ним , а тому - только подноси. Вот и смекай ! Значит , с семьей он не живет. А из армии его,
видимо, поперли за что - то , иначе пенсию бы получа в Таловке , если по срокам вышел.
-Откуда известно , что из армии выгнали ?
- Откуда - откуда?.. Не бывает таких длинных отпусков!
- И то верно ! Маруся -то , что пенсии носит, никогда к ним не заходит. Все мимо идет. К Пигановым
завернет и сразу к Пчелиным направляется.
Вскоре эти догадки и слухи подтвердились : не дослужив до пенсии два года, Корнишин с треском был
был уволен из армии.
       И как теперь в Таловке утвердиться , как объяснить своим землякам и , главное , самому себе свое
положение, он не знал. Правды всей он все равно никому не скажет , а вранью никто не поверит. Да , сколько здесь
ни объясняй , не поймут его. Прошлая жизнь кувыркнулась , и все надо начинать заново.Той его армейской жизни
никто не знал и не видел , а здесь он у всех на глазах :ни пенсии , ни жены , ни детей. И ничем он не лучше других,
а в чем -то даже и хуже. Вот это его и бесило! Хотел вернуться на коне, а получилось...И как здесь не озвереть ,
не напиться , не наорать на кого - нибудь , не обидеть и не ударить ни за что ни про что. Что делать ему, Георгию
Корнишину в Таловке? Как жить? Он боялся насмешек и готов был , куда глаза глядят, уехать от своего позора.
    Через какое- то время ,пройдя круг пьяного угара, затаскивающего в запой , он резко бросал пить и
никого к себе не пускал. Притыкал ломом входную дверь и оставался один на один с шахматной доской , разбирая
ту или иную партию , играл и за противника , и за самого себя. Игроком , надо сказать , он был заядлым и горячим
не в меру. И здесь он видел :какой игрок - такой и результат. Стоит сделать поспешный ,неправильный ход
вначале , как получается сбой , и он , этот сбой тянет за собой снежным комом и другие случайные ходы ,которые
приводят к неминуемомому поражению.
     В сравнении со многими мужиками Таловки , надорванными повседневной нуждой , морщинистыми
и беззубыми , в свои сорок пять - пятьдесятьлет выглядевшими стариками, Корнишин был на вид неизношенный,
неизрасходованный , полный физических сил и энергии.
    Ночью ему часто снилась какая - то женщина , и не было в этом ничего удивительного - кому только
не снились женщины , заманывающие в свое лоно и непорочного юношу, и отгоревшего страстью старика ,- если
бы эта женщина не была с усами. И усы ее - не золотистый пушок, а настоящие гвардейские! Она страстно
обнимала Корнишина , прижимала к себе и все норовила поцеловать в губы. Он всеми силами отталкивал ее и
содрогался от презрения : у женщины , оказывается, не только усы, но и вся грудь , ноги и даже живот до самого
пупа заросли черными волосам. Он плевал ей в лицо , а она нахально , с вызовом смотрела ему в глаза и смеялась.
И никуда не уходила. Ведьминский пот , мучил и до самого пробуждения не давал покоя.
   А как - то раз Корнишину горнизон снился. Как он ходил перед казармой , заложив руки за спину,
и нетерпеливо ждал подчиненных. Наконец, сержанты вывели четыре взвода солдат и вастроили их на плацу.
Старшина подал команду :"Батарея ! Равняйсь! Сми- р-наа! Равнение на середину! Товарищ майор! Батарея
построена на на вечернюю прогулку. Докладывыет старшина такой -то"
    Взвод за взводом колонна завернула на центральную улицу гарнизона."Батарея !Шаго-о-м марш...
Запевай!" Спели "Марусю" , но ему почему -то песня не понравилась. Снова команда :" Строевым - шагом марш!
Запевай!". Сержанты запели , но рядовые упрно молчали, не подпевали. Майор сделал "отбой ".Через полчаса
вновь раздалась команда "Подъем!". Он был готов гонять их до трех часов ночи , пока не споют ,как надо. Но
странное дело , на его команду никто не поднялся! Он бегал между рядами заправленных   двухъярусных     коек
и ничего не понимал : в казарме не было ни одного солдата. Забежал в туалет - никого , в красном уголке - тоже,
стал открывать другие двери - пусто. Майор Корнишин долго искал свою батарею , зглядывая во все углы, и не
находил. Проснулся Корнишин среди ночи с тревогой на душе. "К чему бы этот сон?" - размышлял он ,выходя в
одних трусах во двор.
      Вокруг громоздилась невероятная тишина , пронзенная ярким лунным светом : ни шороха ,ни лая собак ,
ни иного звука в летней ночи. Все замерло в громадном мироздании , только светлые звезды перемигивались
друг с дружкой . Корнишин вздрогнул от красоты и величия внешнего мира и долго стоял, как завороженный,
забыв и про сон , и про самого себя.

    Прошло три года. Корнишин завернул на огонек к своей однокласснице Татьяне Крайновой , муж
которой сидел в тюрьме. К этому времени бывший майор успел поменять несколько работ . Увольнялся он
скандально и всякий раз после этого пытался уехать куда -нтбудь с глаз долой , но почему -то никуда так и
не уехал. Наконец , устроился разъездным слесарем по ремонту в Сельхозтехнике : рано вставал и поздно
возвращался с работы; успел жениться на приезжей молодой женщине, которая родила ему сына, и развестись.
- Максимка-а ,- всхлипывал Корнишин, размазывая слезы на полных щеках, -дура твоя мамка!
Уе-ха-ла ... Су-ука!
Он ударял кулаком о стол, расплескивая на клеенку красное вино, тряс круглой седеющей головой
с коротко подстриженными волосами , однако упорно твердил:
- Я детей люблю!
И снова :
- Максимка-а... Не могу-у!
И опять горько плакал , скрипел зубами и мотал безутешно головой.
- Детей любишь , а семьей не живешь, - с укором говорила ему Татьяна, -раскидал их по белу свету. И что же?
- Я еще сделаю !- упрямо заверял Корнишин.- Пусть растут.
- Заче-ем? - не понимала Татьяна. -Ох, и дураки вы мужики. О-ой , дураки! Женился - так семьей надо жить!
Сколько таких вот неприкаянных мотылей здесь бродит? Пальцев на руках не хватит, если считать только
на нашей улице.
- Дочь замуж выйдет - машину подарю , не слушая ее, гнул Корнишин.
- Да она у тебя на приколе стоит. Что ж дарить-то будешь? Железо ржавое?
- Сделаю! У меня деньги есть, -выставлял свои козыри Корнишин.
- Ими все равно не откупишься от детей . Им отец нужен.
- Пойду ...проведаю, - тяжело поднимаясь со стула, сказал Корнишин.
- Журулиху, что ли?
- Ну!
- И охота тебе грязь собирать ? У нее каких только кобелей не было...
- А-аа! Проподать , так с музыкой.
      Он сунул недопитую бутылку в карман полушубка и направился к выходу.
      На улицах и в переулках Таловки крутила метель. Тьма стояла кромешная, Собачий холод пробирал
до костей. Идти к Журулихе он передумал. Подняв воротник полушубка ,через глубокие сугробы притощился
в свою постылую , занесенную снегом , пустую хибарку , где, кроме железной кровати , стола в углу да печки,
ничего не было : ни радио, ни телевизора , ни книг , ни кошки ,ни собаки. Корнишин лег на старую холодную
кровать, накрылся с головой   полушубком и стал ждть , когда согреется.

       Томительно долгими казались нескончаемые зимние ночи , нагоняющие безысходную тоску в его
опустошенную душу. И эта пустая хибарка , и улица за окном, и частые въюги и ветры , и даже он сам,
живущий в этом метельном мире, - все казалось ему нереальным и чем-то ненастоящим.
        Кому-то нужно , задумывался он , чтобы мы рождались и жили , или это всего - навсего несчастный
случай ? И если это так , то за этот несчастный случай нужно будет расплачиваться потом одинокой старостью,
которая бстро подкатит.
      Тревога и страх сверлили его мозг. Неустроенность жизни затянулась , засосала , и уже не было желания
менять в ней что - либо или начинать в полста лет все сначала , в который уже раз.
        Заскулила душа Корнишина , заметалась и до того его измучила , что иногда хотелось раздеться догола,
выскочить из хибарки и бежить, бежать через сугробы , сколько хватит сил, и упасть в снег, и замерзнуть,
и наконец умереть - и покончить все счеты с жизнью...

Прошло еще две зимы. Весной Корнишин продал машину , купил велосипед и теперь ездит на нем
по разбитой дороге в центр за молоком и хлебом. Он похудел , но за за собой следит : на праздники подчеркнуто
одевается во все заграничное и его отчужденный вид как бы говорит : "Мне никого не надо , да и я никому не
нужен".
Характер у него стал еще более тяжелым и раздражительным. На вопрос приезжающих земляков, какие
новости в Таловке , он отрывисто изрекает : "Не знаю ! Здесь приезжих больше, чем местных. Люди каждый день
дохнут... Н а кладбище я не хожу - слез на всех у меня не хватит.Сейчас выпил сто пятьдесят в ресторане .
Иду домой..." По вечерам Корнишин по-прежнему играет в шахматы сам с собою. Все партнеры от него отказались.
Женщины его покинули , и никто из них к нему не ходит.
Он платит и долго еще будет платть лименты. Иногда в его хибарке раздается душераздирающий крик :
"Максимка-а-а!!!".

home painting grafika fotosalon folkart museum links